Предисловие Александра Шмидта к книге стихотворений «Граффити в Троянском метро», М.: Водолей, 2023

ЧЕЛОВЕК С «ОСТРОВА ГУТЕНБЕРГА»*

Сергей Тенятников — поэт подлинный, а разве бывают в этом деле самозванцы? Судя по Младшей Эдде, их пруд пруди, ведь часть «Поэтического мёда» стала  достоянием плохих, неподлинных поэтов. Так вот всякий подлинный поэт — всегда невпопад. Он даже у себя дома как бы в гостях. Сам дар его делает его не от мира сего. Даже родные и близкие говорят: «он не в себе». Он странно и непонятно говорит. Как такое возможно? Ведь язык с молоком матери питал его, входил в его плоть и кровь и дух… И он, как бы родной, вдруг превращается в морок. Поэт колдует с ним, его заклинает, уходит к границам его, пытаясь, как на известной гравюре, прободать его свод и заглянуть куда-то… потому что он «вошёл не в своё помещение». Он ищет огонь небесный, а ему предлагают розетку от фирмы «Прометей». Он пытается нащупать ногами родную почву, а она — минное поле истории. Он оказывается в новом пространстве судьбы, в странном пространстве, где, свернув на Запад, оказываешься на Востоке. А на вполне обычной кухне типовой квартиры, в кастрюле, как в котле Одрерира, варится Время.
 
* Сергей Тенятников. Остров Гутенберга: Стихи. — М.: Летний сад, 2019

 

 

 

 

 

 

 

 

Послесловие Вальдемара Вебера к сборнику стихотворений «Из твоего глаза вылупляется кукушка»

Приглашение на токовище

Сергей Тенятников. «Из твоего глаза вылупляется кукушка», стихотворения на русском и немецком языках, издательство Lychatz Verlag, Лейпциг; 2017.

«Из твоего глаза вылупляется кукушка» – так по-русски называется двуязычный сборник стихотворений лейпцигского поэта Сергея Тенятникова. Его немецкое название менее тяжеловесно: «Aus deinem Auge schluepft der Kuckuck». Видимо, оно возникло первым …
Уже на уровне заглавия мы входим здесь в проблематику творчества двуязычного поэта. И дело не в том, что считать «оригиналом», что было, так сказать, раньше, – яйцо или курица, а в том, что у двуязычных поэтов очень часто один и тот же образ возникает на двух языках одновременно, разноязыкие варианты корректируют и оплодотворяют друг друга. На слове «вылупляется» это взаимодействие забуксовало, что придало русскому названию некую обстоятельность, давшую тему нашему разговору.
Дальше больше. Книге предпосланы два эпиграфа. Один из «Часослова» Райнера Марии Рильке в переводе автора на русский язык, другой – из Осипа Мандельштама, также в переводе автора, но на этот раз на немецкий. Оба перевода сделаны без соблюдения формальных признаков стиха оригиналов, их размеров и рифм, то есть, переведены свободным стихом. Не думаю, что автор не знает известных и неоднократно опубликованных переводов «Часослова» Рильке на русский язык, а также переведенного Паулем Целаном на немецкий стихотворения Мандельштама, выполненных в классической переводческой традиции. Нет, это сделано в сознании собственной авторской задачи в данной книге. Автору нужны именно эти цитаты, и он хочет передать смысл их предельно точно, не заботясь о том, что его обвинят в пренебрежении великим переводом. Я вижу в данном факте выражение высокой степени духовной свободы и интеллектуальной независимости поэта Сергея Тенятникова. Предполагаю также, что причиной подобного обращения со словесным материалом является убежденность, что возможен и такой перевод традиционных стихов – при помощи художественного подстрочника, все дело в конкретной задаче перевода.
В одном из первых стихотворений сборника «Памяти Е. А. Т.» есть строчка «я был рождён в розовом восемьдесят первом». Прочитав её, я, достигший в том самом году пушкинского возраста, подумал, что родившийся в «восемьдесят первом» вряд ли представляет себе литературную жизнь моего поколения, то есть то, как мы жили, вернее, как выживали, как отвоёвывали себе внутреннюю свободу. Родившийся в «восемьдесят первом» имел счастье расти и формироваться в новой литературной атмосфере, где на твою свободу, внутреннюю и внешнюю, уже никто не покушался, но и плодами её мало кто интересовался. И мы с нашим опытом и ценностями противостояния обязательно хотели внушить выросшему новому поколению свой оптимизм, при этом, не всегда давая себе труда понять и почувствовать мировосприятие тех, чья ментальность формировалась «между замёрзшей землёй и известковым небом»:

был голоден, но слишком молод, чтобы у меня за страну
что-то болело, которая сама себя трижды съела,
за её прошлое или настоящее, будущее жевавшее.

Поколение Тенятникова без сентиментальности смотрело на окружающую его новую действительность. В этом поколении не было пафоса. В нашем оптимизме оно не нуждалось. Внутренняя свобода, которую однажды обретает поэт, нужна ему для того, чтобы найти свой путь среди любых внешних обстоятельств. Я чувствовал её, читая стихи Сергея, даже в тех случаях, когда смысл их был для меня не совсем ясен. Читая их вновь и вновь, я был уверен, что причина этого непонимания не в поэте, а во мне и что я должен ещё глубже вчитаться в них.
Конечно, ассоциации автора могут значительно удалиться от возможностей восприятия читателя, и тут всё зависит от подготовленности последнего к такого рода литературе, совершенно естественно полемизирующей и контактирующей со всеми «измами» последнего столетия. Тут, конечно, не обошлось не только без русского авангарда, но и экспрессионизма, и особенно поэтики сюрреализма, перескакивающей через логические мостики, прихотливо связывающей предметы и мысли, не щадящей читающего непрямыми значениями образов.
Тексты Тенятникова строго контролирулются проверкой слов на точность и осознанностью их употребления. В этих текстах нет, как может показаться, ориентации только на индивидуальную интерпретацию читателя. Знакомство автора с современной западноевропейской, прежде всего с немецкой, поэзией расширяет диапазон его художественных средств. Он свободно переходит от жёсткой конструкции текста к лирическому потоку сознания. Отказываясь от обязательной логической связи элементов стиха, ему удается включать в этот поток на равных правах и закономерные, и случайные ассоциации.
В стихотворении «Дуб» дерево само творит свою реальность, суперреальность, доказывая, что у него своя, исключительно собственная, судьба. Дерево утверждает себя всеми доступными ему средствами. И каждый читатель это расширение пространства, это проникновение в глубь земли, эту с ней сращенность и единение, переживает, хотя и по-своему, как свою укорененность в вечном.
Герою текстов Сергея Тенятникова мучительно хочется обрести под ногами почву и разобраться, кто же в истории его предков цивилизованные граждане, а кто варвары, – границы зыбки, а те, кто еще недавно считал себя гражданами, засомневались и не знают, где точка отсчета.
И потому так важна для автора историческая тема, она проходит через весь сборник, сопрягая современность с древностью и требуя напряжения нашего зрения, особенно в стихах «Александрия», «Конь императора», «На рассвете». Переживаемое прошлое физически ощутимо – «писк самки комара над лысиной Гомера» уже не отпускает тебя до конца чтения. Это касается не только стихотворений, посвященных исключительно исторической теме, но также исторических цитат и символов в стихах другого содержания. Вводя их в текст, поэт таким способом как бы подчёркивает близость и связь бывших и будущих времён. И как больно, когда эта связь нарушается и у будущего нет продолжения, как в стихотворении «Солдата хоронят с почестями»:

он – ключ, не нашедший двери.
он – бог, не зачавший сына,
его сердце становится глиной,
и в нём нет места для мира.

И поэт рисует картину своей кровной и духовной связи со всем и вся, зовя с вершины исполинского родословного древа, вросшего корнями в Сибирь и Европу, своих предков и современников на сходку, на общение, на праздник взаимопонимания.

я сижу, нахохлившись, точно
глухарь, на самой макушке
родословного дерева, наблюдаю,
как мои предки друг за другом
слетают с веток на токовище.

Примечание:
Вальдемар Вебер – литератор, редактор, издатель. Живёт в Аугсбурге.

http://www.plavmost.org/?p=8876

Предисловие Глеба Шульпякова к книге стихотворений «Остров Гутенберга». М.: Летний сад, 2019.

 

СОБРАТЬ ЧЕЛОВЕКА

 

Поэзия это всегда угол зрения, и чем больше поэтов, тем большей информацией о внешнем/внутреннем мире мы располагаем. Стихи как бы облепляют контуры того, что мы пытаемся разглядеть. Личный, биографический опыт прямо влияет на формирование взгляда. Поэт Тенятников в этом смысле случай редкий и показательный. Он принадлежит к поколению, которое я бы назвал «потерянным», причем в самом положительном смысле, ведь поэт «потерян» по сути, а тут еще и биография. Сергей родился в Красноярске в 1981 году, его детство пришлось на 90-е годы. Для миллионов людей опыт неожиданно подаренной свободы был драматическим и неоднозначным. Абсолютно положительно он сказался лишь на тех, чья юность пришлась именно на это время. Людям постарше (и детям помладше) в 90-х я бы не позавидовал. Старшие теряли уклад и стабильность, а младшие лишались лучшего, что было в СССР: детства. У меня, во всяком случае, от дошкольного советского детства 70-х остались только солнечные воспоминания. У Тенятникова таких воспоминаний нет, в стихах, по крайней мере. 18-летним молодым человеком он переехал в Германию и больше на Родине не живёт. Пишет по-русски, свободно говорит на немецком, думает на обоих (наверное) языках. Переводит на немецкий. Мог бы писать на немецком, я уверен (но пока не пишет). То, что он увёз с собой — были крохи, из которых в новых обстоятельствах надо было складывать новую картину. Стихи Тенятникова это опыт вживания в чужую среду человека без багажа. Не только среду бытовую — с абсолютно другими традициями и менталитетом — но языковую. Эти стихи я бы сравнил с кентаврами. В них, русских по виду, вдруг слышится непривычная чужая речь, и даже чужой тип мышления. Я бы назвал в предтечах Тенятникова немецких экспрессионистов, точно также остро чувствовавших распад реальности и языка. Для русской поэзии подобный звук и взгляд непривычны и необычны, поэтому и читать эти стихи — труд особенный. Все-таки поэты прежних волн эмиграции увозили с собой багаж более основательный и лелеяли его в замкнутой среде, имитирующей российскую. Это были стихи куда более «русские», чем на родине. А сегодня эмигрантской культуры как таковой и нет. Рассказами в русском журнале — как Набоков — не заработаешь. Нет аудитории, всё размыто, условно. Всё смешалось. И поэт вынужден быть самому себе и культурной средой, и рассказом о ней. Сам себе журнал, Набоков и читатель. С одной стороны подобная замкнутость ведет к определенному поэтическому аутизму, когда поэт перестаёт слышать родной язык отчетливо. Слишком много помех — чужих образов, чужой речи, чужих связей — его окружает. Подобных «затемнений» много в стихах Сергея. Однако в поэзии нет прямых путей и даже затемнение может быть шагом. Тенятниковские «затемнения» — философские. Эти стихи размышляют не только над распадом реальности, но и самого мышления, когда мысли невозможно хоть чем-то всерьёз и надолго увлечься. Вещи в поэтическом мире Тенятникова зыбки и условны, и мышление снова и снова скатывается в пустоту. То ли маяк горит в Александрии, то ли библиотека — отсюда неясно. Даже путешествие в Сибирь на поиск предков, переселенных немцев, не даёт поэту почвы: слишком жестоко ХХ век обошёлся с ними; ничего, кроме ржавых звезд, не осталось. Нет даже памяти, а так — обрывки. Части пазла, который никогда не сложится. И поэт снова остается в зазоре, в промежутке, нигде. Между прочим, лучшее место, чтобы сделать тысячную попытку собрать человека.

 

 

 

 

 

Из предисловия Вячеслава Куприянова к немецкой книге стихотворений Голова Плутарха (Plutarchs Kopf)

«Книга Сергея Тенятникова во многом автобиографична и в этом она безусловно связана с Россией.  В этой России ещё жива память о «белых» и «красных», которых, правда, уже легко перепутать, здесь жили и ещё живут не только русские, но и немцы, но и мордвины,  и ещё множество «языков», среди которых можно потеряться, ища свой путь в «большой мир».»

Послесловие Михаила Стрельцова к подборке стихов в журнале поэзии «Плавучий мост» № 4(8)-2015

Стою на пляже в латах и с забралом…

Постараюсь коротко рассказать, почему мне интересна поэзия Тенятникова. При том до такой степени, что можно уже говорить о робкой застенчивой любви к ней. При условии, что вообще-то я где-то к поэтам с редакторского высока, где даже уже и снисходить-то зазорно… Как и в любой самоиронии здесь только доля шутки. Потому как на первый взгляд стихи поэта выглядят слегка нелепо, как зашедший в полном снаряжении на лучезарный пляж средневековый рыцарь. То есть непохожи на тот или иной корпус современной русскоязычной поэзии. Где в полюсах либо почвенничество в энной степени – признание в любви к отчеству, к природе, патриотичность; либо постмодернестическое позёрство в ещё более постбродском периоде. Между ними – эксперименты, искания, становление поэта. И никуда поэзию Тенятникова не прислонить, не с кем вместе не сосчитать. Казалось бы – можно в средний ряд запихнуть, к экспериментирующим, мечущимся. Но вспомним! Пусть на пляже, пусть неуместно, но всё же рыцарь. Стать и осанка которого всегда при нём, где бы не оказался. Я бы даже сказал – основательность, достойная поэта, себя нашедшего.
Именно при её помощи поэт вбирает в своё творчество темы из различных, противоположных друг другу полюсов. И это совершенно правильный путь – быть вне парадигм, даже где-то над ними. В этом плане поэту, который говорит «я шёл на запад, вышел на востоке» повезло с биографией. Хотя повезло – не значит пофартило. Есть всё же формула поэтического становления, чем сложнее автору в быту, чем глубже и трагичней его переживания, тем лучше читателю. Родом из сибирской глубинки, Сергей Тенятников потянулся именно к знанию языков, к их звучанию. Что привело его вначале в педагогический университет в Красноярске, а затем утянуло в Лейпциг, с которым связано его текущее бытование. Именно сплав европейского лоска и азиатского самокопания, российской сермяжности и немецкого чувства собственного достоинства даёт нам нечто новое в поэзии – не малахольного Дон Кихота, а воина, уверенного в истинности своего пути. Перед нами не насаждающий некие общие идеи крестоносец, а – если угодно – самурай, не считающий нужным никому ничего объяснять про свои убеждения и причины, заставившие его зайти в латах на пляж.
Недаром много внимания Тенятников уделяет исторической теме, приближая древнее к нам, словно лупу наводя, степенно указывая на схожесть с современностью. Не тыкая носом, не вопя об открытии Архимедом, а именно указывая, нехотя как будто: мол, увидите или не увидите – дело ваше, это ничего не меняет. Мир у Теняникова почти един: прошлое, настоящее и будущее так тесно рядом, так близко, не протяжено, что кажется, будто «писк самки комара над лысиной Гомера» это тот самый писк – только что прозудевший над твоим ухом. Отсюда – огромность мирового груза, где все мы настолько крошечны и незаметны, невольно взывает к самоидентификации, о чем свидетельствует стихотворение, где есть такие строки «я был рожден в розовом восемьдесят первом / (между замёрзшей землёй и известковым небом)…»
Если говорить о сверхазадаче поэзии Тенятникова, то её проблематика по иерархии стоит намного выше как почвеннической литературы, где поэт обретает себя неразрывно со своей родиной, так и почти научной углубленности в развитие языка. Внутреннее осознание себя гражданином мира, а может и мироздания в целом – способно распылить, растолочь в пыли времен личность. Именно вылепливая себя, обретая под ногами почву, рыцарский путь ведёт поэта к точкам сопричастности с тем, за что он действительно может и готов сражаться. Отсюда и стихи о корнях по роду, гражданская лирика, попытка любовного уюта. И понимание: всё это настолько хрупко, что отсутствие тревоги невозможно. А значит, защищать это надо, предстоит, как бы, в целом, и не хотелось вроде. Именно поэтому даже на безмятежном бреге стоит во всеоружии молчаливо рыцарь. Тем самым, как только это он умеет: просто указывая, что он готов к битве за то, что ему дорого. А вы готовы, не готовы – дело ваше. Он может и один. За всех.

Примечание:
Род. в 1973 году в городе Мыски Кемеровской области. В 1995-ом окончил Кемеровский государственный институт искусств и культуры. Автор трех книги стихотворений и трех прозы. Публиковался в различных альманахах, журналах, в том числе «Москва», «Смена», «Огни Кузбасса», «День и Ночь», «Север», «Новая Немига» (Минск), «Дети Ра», «Северная Аврора», «Образы жизни» (Сан-Франциско), «Лед и пламень» (Москва).
Председатель красноярского регионального представительства Союза Российских писателей.
Живёт в гор. Красноярск.

http://www.plavmost.org/?p=6374

Рецензия Артёма Комарова на «Остров Гутенберга» 

Ищи меня на острове Гутенберга!

Рецензия Сергея Бирюкова в Дети Ра № 6, 2017

Sergej Tenjatnikow. Aus deinem Auge schlüpft der Kuckuck

Сергей Тенятников, «Из твоего глаза вылупляется кукушка»

Gedichte Russisch/Deutsch. Leipzig: Lychatz Verlag, 2017

Сергей Тенятников родом из Красноярска, в юном возрасте переместился в Германию, окончил Лейпцигский университет. Изучал историю, политологию, русскую филологию, а оказался поэтом. Чуть было не написал «к несчастью»... Потому что с житейской точки зрения быть поэтом, это... ну вы сами знаете... Ну а каково быть героем, Прометеем например, о котором у Сергея стихотворение «Герой» заканчивается такой строфой:

о, бедный бог Прометей,
во что превратился твой подвиг...
ты — всего лишь электрическая розетка
на стене квартиры, дарующая
мне свет в темное время суток.

Или каково быть поездом «ворующим у пространства время»...
Или дубом, который «врос головою в землю»...
Или улиткой — героиней детектива о преступлении против улитки...

Или...

Впрочем, перечислять можно долго... Поэт в этой книге проводит впечатляющее испытание совместимости чувствомысли человека с природой, историей, вещным миром. Причем делает это на разных языках и в разных поэтических техниках. Как верно заметил автор послесловия к книге — известный двуязычный поэт и переводчик Вальдемар Вебер, в творчестве Сергея Тенятникова «не обошлось не только без русского авангарда, но и экспрессионизма, и особенно поэтики сюрреализма, перескакивающей через логические мостики, прихотливо связывающей предметы и мысли». Мы это видим уже в названии книги. Двуязычие же придает стрaницам книги эффект странного зеркала, где слова одного языка отражаются в словах другого языка причудливым образом. Кириллица отражается латиницей и наоборот. Слова скаладываются в тексты и ударяются друг о друга, высекая какой-то новый, совершенно неведомый смысл, который не мог бы возникнуть, если бы стихи были на одном языке.

тень, отброшенная на страницу,
читается как лень.

der auf Papier geworfene Schatten
liest sich wie ein Schaden.

Это не перевод. Это именно параллельное движение в двух языках. И неизбежное пересечение этих параллельных дает выход в новое измерение.

http://detira.ru/arhiv/nomer.php?id_pub=19842

Члены финального жюри «ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2018/2019» о стихах Сергея Тенятникова. 

Из пресс-релиза конкурса поэтов-эмигрантов «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР» VII международного поэтического интернет-конкурса «ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2018/2019»

«Стихи, которые хочется перечитывать, хочется вглядываться в эти образы и вслушиваться в эту речь, потому что есть новизна, есть особый взгляд художника, взгляд, улавливающий неуловимое. И есть магия слов, дающая возможность читателю увидеть мир, и себя в этом мире, чуть иначе» (Анастасия Андреева).

«Язык Тенятникова бежит инерции, и это сопротивление механистичности языка обусловлено внутренним протестом против механистичности жизни, против зависимости человека от вещей, социальных и бытовых условностей, подавляющих его до того предела, за которым уже не пространство и время служат человеку, а он – им. Эти стихи двоятся, как двоится русско-немецкая речь, как двоится мир сквозь «капли на объективе» или «чешуя от слов рыбака». Перед читателем — не лирик, скорее, антилирик. В его упоре на смысловую ясность, не имеющую ничего общего с «отбойным молотком» дидактики и готовых формул, как и в намеренных синтаксических сдвигах (вроде: «так быть нельзя»), ощутимо влияние немецкой поэзии, и, логично допустить, — не только поэзии, но и культуры, менталитета, истории, быта... Эти стихи пронизаны как духом исчезновения, так и духом поиска – повода, события, места – любого явления, которое может послужить зацепкой, своеобычным гарантом неисчезновения. Иными словами, поэт говорит о смерти, но причина для этого разговора – стремление остаться. Таков возвращённый из небытия, ушедший в лес «с дубинкой и мешком» человек из известного стихотворения Хармса. У Тенятникова человек возвращается из обобщенной, разделённой миллионами судьбы, чтобы настоять на единичности своей смерти, в которой мы, несмотря на навязанную нам общность земного существования и его развязки, предельно одиноки» (Марина Гарбер).

«Оригинальный состоявшийся поэт, работающий словно бы на стыке верлибра-притчи и стиха-эмблемы, но в основе просматривается все та же старая добрая элегия, что есть свойство хорошей литературной памяти» (Олег Дозморов).

«Верлибры его настолько насыщены метафизикой, что отсутствия размера и рифмы не замечаешь. Крепко, сильно, тревожно, просветляюще» (Бахыт Кенжеев).

«Полистилизм, вызывает доверие, как и метафористичность. Родина, которая остается с нами в нашей «переломанной» речи» (Александр Петрушкин).

«Здесь всегда прочитывается внутренний сценарий и каждый раз безошибочно нащупывается болевая точка – в живописи широких мазков пиросманиевского наивизма» (Александр Радашкевич).

«У Сергея Тенятникова абсолютно свой, ни на кого не похожий голос, за каждым стихотворением стоит жизненная философия, которая может быть не всегда понятна, но тем более интересна» (Наталья Резник).

«Стихи Сергея Тенятникова столь же экзотичны и консервативны одновременно, как место обитания поэта – остров Майорка. Сюрреалистические сюжеты Сергея строятся на вполне реалистичном основании, а реалистические изрядно отдают сюрреальностью. Наблюдать, как тексты балансируют на этой зыбкой грани – подлинное наслаждение» (Михаэль Шерб).

http://webemlira.ucoz.ru/news/pobediteli_konkursa_poehtov_ehmigrantov_ehmigrantskij_vektor_vii_mezhdunarodnogo_poehticheskogo_internet_konkursa_ehmigrantskaja_lira_2018_2019/2019-02-11-117

Члены финального жюри «ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2017/2018» о стихах Сергея Тенятникова.

Из пресс-релиза конкурса поэтов-эмигрантов «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР» VI международного поэтического интернет-конкурса «ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2017/2018»

«В подборке Сергея Тенятникова очень многое – форма, ритмика, интонация, образность – оборачивается не только инструментом выразительности, но и той особой метой, по которой автор отличим от других конкурсантов. Ему удается удивить читателя – не ошарашить, а удивить таким образом, чтобы стихотворение представало не очередной «песенкой о чижике, а симфонией с органом и пением, такой трудной и вдохновенной, что дирижеру приходится напрягать все свои способности, чтобы сдержать исполнителей в повиновении» (Мандельштам, «Утро акмеизма»). Тенятников, ничего до конца не проясняющий, не ждет от читателя приятия на веру, его «заявка на глубину» к концу стихотворения всегда оправдана, и даже намеренная недосказанность его стихотворений и отсутствие прямых выводов оказываются теми необходимыми «неожиданными доказательствами», о которых писал классик» (Марина Гарбер).

«Интересные стихи, а главное, интересно, что будет дальше с этим поэтом, как и куда пойдет его развитие» (Олег Дозморов).

«Подлинность высказывания, точность интонации, техничность» (Александр Петрушкин).

«Блаженно отстранение банально осязаемого мира, оно – завет и естество астрального странничества на пропылённых стезях, и дано поэту в высокой мере» (Александр Радашкевич). 

http://webemlira.ucoz.ru/news/pobediteli_konkursa_poehtov_ehmigrantov_ehmigrantskij_vektor_vi_mezhdunarodnogo_poehticheskogo_internet_konkursa_ehmigrantskaja_lira_2017_2018/2018-02-12-103

Интервью на информационном портале «Радуга» (14.02.2017)

http://raduga-nte.de/index.php?nma=eliteclub&fla=stat&cat_id=2&page=1&nums=7030

 

 

«Напророчь мне судьбу, фрау речь…»

 

Имя лейпцигского поэта Сергея Тенятникова широко известно.

Он – лауреат литературной премии фонда им. В. П. Астафьева, Кавалер II степени Всероссийского молодёжного конкурса авангарда «Лапа Азора» в номинации «Артсфера» 2015 г., призёр Шестого Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира-2014» в бельгийском Льеже.

— Почему Вы выбрали верлибр как форму cамовыражения?

— Как таковым верлибром, т.е. стихотворением без ритма и рифмы, я занимаюсь не так давно. Вначале это был поиск новой формы: от традиционного силлабо-тонического стиха к свободному. Верлибр позволяет точнее выразить мысль при большей экономии слова и, думаю, более соответствует реальности, в которой мы живём. В моих сегодняшних текстах есть признаки классического стихосложения, хотя формально они и относятся к верлибру. Поэтов, пишущих верлибры, попрекают тем, что они отходят от канона. Ну что же, русская поэзия консервативна, и это её положительное свойство. Отрицательная сторона заключается в том, что «охранители» примеряют на себя роль главного арбитра. Но поэзия живёт там, где ей заблагорассудится, а не там, где ей укажут.

 

— В одном из Ваших стихотворений есть довольно эпатажная строчка «писк самки комара над лысиной Гомера», которую можно понимать и трактовать по-разному. Чем Вы руководствовались, прибегнув к образу легендарного древнегреческого поэта-сказителя?

— Этот «писк» даёт толчок воображению: масштаб личности Гомера, его интеллект, конечно же, ни в коей мере несопоставим с комариным писком. Но этот звук олицетворяет собой нечто неприятное, назойливое, мешающее думать и жить, отвлекая от важного и значимого.

 

— Как понимать выражение «фрау речь» в одном из Ваших стихотворений? Как небанальный образ русско-немецкого двуязычия?

— Интерпретировать собственные тексты занятие неблагодарное. Моё двуязычие зародилось случайно. В 2008-09 гг. я с немецкими друзьями делал литературный блог «Die Windmühle», для которого начал переводить собственные стихи. Блог быстро заглох, а желание писать на немецком осталось. Постепенно появилась уверенность в языке – интуиция играет здесь большую роль. Русский язык от немецкого не настолько удалён, как принято считать. На мой взгляд, они находятся на идеальном расстоянии друг от друга, принадлежа к одной цивилизации. И то, что звучит в одной культуре, отдаётся эхом в другой.

— В стихотворении «Часть речи: дойч» ощутимо некое «раздвоение»:

Я вошёл не в своё помещение:
здесь мне не у кого спросить разрешения,
снять куртку, ботинки, волосы, мясо.
здесь мне не у кого попросить прощения
за банальные слова, за измену мысли
здесь не меняют серебро на злато.
тем более, лучше молчать дальше:
чем пауза дольше, тем язык чище.

— Что Вы подразумеваете под «не своим помещением»? Жизнь в Германии? В социуме? В искусстве?

— Символы и понятия, конечно же, не равнозначны, акценты могут сдвигаться, но в целом, русский и немецкий глаз видят похожую картинку. Это не стопроцентно совпадает. Но вероятность того, что немецкий мне подсказывает, где в русском ошибка и наоборот, достаточно высока. Так что помещение, а точнее пространство – Raum (тут немецкий оказался осмысленнее), это та самая клетка языка, в которой существует мир пишущего, и из которого ему не вырваться. Почему «не своё»? Язык уже существовал до писателя, который пытается обустроится в его пространстве, хотя это достаточно самонадеяно. Скорее наоборот: язык приспосабливает пишущего под свои законы.

Поэтому «не у кого» попросить и спросить, так как язык – не энциклопедия, он не даёт ответов, а дарит надежду быть услышанным и самому расслышать. Я говорю это без пафоса. Иначе, как может ли человек молиться, позвать маму или закричать в лесу «ау»?

 

— Почему, на Ваш взгляд, «чем пауза дольше, тем язык чище»?

— У Моцарта как-то спросили: «Что самое главное в Вашей музыке?». «Паузы», – ответил он. В обыденной речи человек нередко страдает многословием, а в поэзии многословие и избыточность смертельны. Болтовня происходит от того, что нам и сказать-то друг другу нечего. Зачастую говорим совсем не о вещах, которые нас действительно тревожат, а о политике и футболе. И тут пауза даёт время задуматься, остаться один на один с самим собой, а если сильно повезёт то и с мирозданием.

 

— На своем сайте в рубрике «мысли вслух» Вы иронизируете: «Мой друг говорит мне: хорошо быть писателем. Выпил литр, стишок готов, выпил ящик, можешь слать издателю рукопись...». Как Вы миритесь с подобными представлениями о поэтическом творчестве? Вас это задевает? Оскорбляет? Или не вызывает никаких эмоций?

— В этом случае другу можно заехать по физиономии, а потом выпить на брудершафт (шутка). А если серьёзно, я думаю, проблема заключается в сегодняшнем общем среднем образовании, которое даёт человеку инструмент (чтение и письмо), но не учит им пользоваться. В обществе распространенно мнение: чтобы быть писателем, нужно всего навсего вести богемный образ жизни, а труд дело десятое. Находящийся в таком заблуждении читатель, открыв книжку, иногда превращается в капризного ребёнка. «Я не понимаю», – канючит он. То, что поэзия требует подготовки, что нужно выучить уроки, чтобы получить хорошую оценку, он действительно не понимает. Но проще обвинить писателя, в том, что он плохой учитель, чем признаться в собственной лени. Чем крупнее поэт, тем совершеннее его вселенная, и тем труднее читателю. Такой опыт у меня был с Мандельштамом, которым я занимаюсь последние десять лет. Поначалу я его просто не понимал, он казался труднее любого иностранного языка. Я вчитывался в текст, а текст не впускал в себя. Он мне оказался не то, что не по зубам, не по разуму. Это была какая-то иноземная цивилизация, оставившая послание, которое я должен был расшифровать.

 

— Чем примечателен для Вас был год минувший? Какие планы на будущее?

— Я бы не хотел, не столько из скромности, а скорее из чувства, что ли, смирения, становиться судьёй времени, даже своего личного. Поэтому отвечу актуальными строчками из своей «Поэмы воды»:

 

за тридцать лет налило столько дождя,
впору аквариумных рыбок выпускать
на свободу. так уезжая, видишь в зеркало
заднего вида машины, людей, дома,
то, что осталось позади, но не себя.
ненасытное сердце, как дракон, пьёт
кровь – не в силах остановиться.

– Желаем успехов, спасибо за интервью!